Эротерапия

Решился вот рассказать одну историю, которая произошла недавно и имела большое влияние на нашу жизнь. Произошла она с моей женой, но и я принимал в ней непосредственное участие. Это очень интимная история, я еще никогда не обнародовал такого, поэтому не буду называть имен, мест и т. д.

Вначале немного расскажу про жену и про нас. Жене 30 лет, мы в браке уже больше 8 лет, поженились по любви, живем счастливо (тьфу-тьфу-тьфу). Никаких измен ни с моей, ни с ее стороны никогда не было, полное доверие друг другу. Конечно, были разные нюансы в отношениях, как и в каждой семье, но все они кончались благополучно.

Я обожаю свою жену. Она у меня очень красива, такой благородной красотой, аристократической. Когда мы поженились, она имела стройную девичью фигурку, при этом она у меня крупненькая, метр 80, и грудь у нее была хоть и полная, но стройная. Когда происходила эта история, жена была на седьмом месяце беременности, животик у нее вырос очень большой, и груди вытянулись вниз, сантиметров на 5 или больше. Это была первая ее беременность, мы долго не решались заводить ребенка, и она очень переживала за своего первенца, за себя и свою фигуру, боялась, что ей уже поздно рожать, что она останется уродиной...

Жена выросла в интеллигентной семье «старой закваски», всегда была очень стыдлива и щепетильна, девственности лишилась со мной в первую брачную ночь, и потом наш секс всегда был нашим личным, сокровенным достоянием, он всегда проходил в атмосфере глубокого интима и скрытности. Без особого возбуждения, может быть, но с большим вниманием друг к другу, с большой трепетностью. Мы даже немного стыдились друг друга, стеснялись всего, что есть в сексе животно-чувственного, мне всегда казалось, что моя любимая — такое вот благородное, нежное создание, и сношать ее нужно красиво, нежно, без пошлости...

Чтобы не подумали, что я черствый и наивный эгоист, добавлю, что я быстро научился доводить ее до оргазма, и также научился определять, когда она действительно кончает, а когда делает вид. После нескольких разоблачений в симуляции жена раз и навсегда отказалась от сексуальных спектаклей, и через некоторое время я уже умел удовлетворять ее практически всегда. Мне в этом помогли всякие статьи из Интернета, которые я почитывал тайком от жены, и потом я удивлял ее сексуальными новшествами... В общем, нашу сексуальную жизнь нельзя назвать бедной. Я, правда, иногда ловил в себе мысли, что некоторые вещи меня возбуждают больше, чем близость с женой, но всегда отгонял их.

К эротике и обнажению на людях, в кино, в шоубизнесе, к «сексуальной революции» мы привыкли относиться... ну, как будто бы всего этого нет. Наши интересы лежали совсем в других сферах, мы никогда не смотрели порнофильмы, и даже когда видели в кино эротическую сцену — стеснялись, маскировали свое смущение иронией и шуточками. Так уж мы привыкли.

Одевалась и вела себя жена тоже скромно и благородно. Нет, она не была фригидной «рыбой» — она была красива и знала это, одевалась женственно, изящно, но никогда не носила глубоких декольте, откровенных, облегающих нарядов. Она неравнодушна к украшениям, носит необычные бусы, браслеты, всегда выглядит артистично и оригинально. Жена — натуральная блондинка, волосы никогда не красила, лицо у нее славянское, мягкое, нос немного курносый, глаза карие, темные, большие и выразительные. Она застенчива, говорит негромко, но умеет очень заразительно веселиться и всегда глубоко, до слез переживает.

На этом я закончу свое предисловие — оно и так уж затянулось — и перейду к самой истории. Моя жена, как я уже говорил, сильно переживала по поводу своей беременности. Ее пугал ее гигантский живот, она боялась, что носит «слоненка» и не разродится, беспокоили всякие осложнения, токсикозы и пр., кроме того, она комплексовала из-за того, что впервые рожает так поздно, что делает что-то неправильно и т. п. — в общем, какое-то время она была в подавленном состоянии. Мне трудно было судить, имеют ли ее переживания серьезную причину, но казалось, что большей частью не имеют. Я водил ее на всякие консультации, и к психологам, и к врачам, но эти визиты жену не успокаивали.

Между делом мы случайно познакомились с одной молодой женщиной (назовем ее Надя), психологом и художницей. Она была младше нас — ей было года 23—24, — была очень миловидна, открыта и доброжелательна в общении, и очень понравилась нам обоим. Жена сразу почувствовала к ней какое-то особое доверие и симпатию, и за несколько встреч они почти подружились, несмотря на то, что называли друг друга на «вы».

Как-то раз Надя проявила большой интерес к огромному животу моей жены, и та, заметно стесняясь, оголила его по Надиной просьбе. Надя умилилась, прижалась щекой к животу, стала гладить его и ласково беседовать с малышом, сидевшим там. Надя была очень непосредственна, и ее искренность тронула жену, которая сразу заулыбалась, отдалась Надиным ласкам, и они стали, как две девочки-подружки, говорить с малышом в животе.

Тут Надя рассказала нам, что есть такая терапия для беременных: рисовать будущим мамам на животиках разные красивые рисунки. Это успокаивает, расслабляет, заряжает позитивной энергией, создает хорошую ауру для малыша. Жене очень понравилась такая идея, и она, глядя на свой оголенный животик, стала прикидывать, что бы можно было на нем нарисовать. Надя сказала, что она сама занимается таким рисованием, и предложила разрисовать жену. Та отнеслась к этому с восторгом, и сразу же застеснялась, спросила «это не щекотно?» Надя засмеялась и сказала, что обычно мамам очень приятно, когда их разрисовывают. В общем, мы договорились, что завтра я привезу жену к Наде в студию, и она там займется ею. На прощанье Надя нагнулась, поцеловала жену в животик, как бы прощаясь с малышом, сказал ему «до свиданья, завтра увидимся!», улыбнулась и ушла. После ее ухода жена осталась в радостно-приподнятом настроении, чего не было уже давно, и я мысленно благодарил Надю.

Назавтра мы поехали к Наде. У жены оставалось настроение легкого, взволнованного ожидания, и она все время строила догадки, что же Надя нарисует на ней. Я развлекал ее, высказывая разные забавные предположения, и мы вышли из машины в отличном настроении.

Я завел жену в студию, сдал ее с рук на руки Наде — они очень обрадовались друг другу — а сам вышел на пару минут за некоторыми покупками. Надя сказала мне, чтобы я обязательно присутствовал при рисовании — в этом был особый смысл, — кроме того, мне самому было очень интересно. Купив все, что нужно, я, наконец, вернулся к Наде и прошел из предбанника в саму студию. То, что я там увидел, меня до крайности удивило.

Студия представляла собой довольно большую комнату, обставленную красиво и стильно, хоть и беспорядочно — большую часть стен занимали картины (судя по всему, Надины) и зеркала. По углам стояли осветители и штативы для камер. Посреди комнаты стоял стол, на нем — чашки с чаем, шоколад и горящие ароматические свечи, наполняющие комнату сладковатым и расслабляющим ароматом.

Возле стола в глубоком кресле сидела жена, обнаженная по пояс, без бюстгальтера, бедра ее были обвязаны широким зеленым полотенцем, концы которого слегка разошлись, открыв полоску обнаженного бедра, и я понял, что на жене нет трусиков, что она полностью обнажена. Рядом с ней на корточках сидела Надя и водила широкой кистью по ее животику, покрывая его слоем голубой краски. Глаза у жены были полузакрыты, на лице блуждала стыдливая улыбка. Надя, разрисовывая жену, нежно, воркующе говорила ей что-то.

Ручаюсь: никто, кроме меня и двух-трех врачей, не видел ее голой — с тех самых пор, как ее в детстве купали родители. Невозможно было представить, что она обнажится перед кем-то другим. По ней видно было, что она стесняется, и в то же время ей приятно. Она увидела меня, смутилась, шевельнулась, а Надя весело говорит ей: не дергайся! — и продолжает мазать ее ... краской. Только что они были на «вы»...

Я тоже немного смутился, не зная, как реагировать на нежданный стриптиз, и решил поддержать веселую, дружескую атмосферу. Говорю: о, вы уже тут вовсю творите! А что вы изображаете, Надя? — Надя задорно говорит: увидите! Ваша жена любит цветы и рыбок — вот мы и распишем ее на цветочно-аквариумную тему!

Надя встала навстречу мне, руки протягивает, а на лице улыбка светится, — Располагайтесь, попейте чайку с нами, китайского, особенного... Потом говорит — Предлагаю всем перейти на «ты»! Чтобы подружиться еще больше!

Надя была младше нас, и рядом с беременной женой казалась девочкой, но была так искренна и приветлива, что с ней невозможно было «разводить церемонии».

Я сидел в уютном кресле, пил необыкновенно вкусный чай, «плыл» от расслабляющего аромата свечи, и смотрел, как Надя рисует на жене, как на ее теле постепенно оформляется красивый и гармоничный рисунок. Надя все время говорила — ненавязчиво, приветливо, — и очень скоро чувство неловкости прошло, а наоборот, появилось чувство, будто так и должно быть, что жена оголилась перед Надей, этим чудесным созданием. Появилось ощущение такой особой интимной, почти семейной атмосферы, где ни у кого ни от кого нет никаких секретов.

Жена мне потом рассказала, как Надя сразу отвела ее в душ, дверь которого не запиралась, как она там вымылась необыкновенно душистым мылом, как Надя вдруг вошла к ней туда, держа в руке полотенце. Голая жена перепугалась, попыталась прикрыться, а Надя улыбалась и говорила — «не дергайся, я ж тебя все равно сейчас расписывать буду. Ничего, что я на «ты»? Жена, немного ошеломленная, не знала, что и сказать, а Надя подает ей руку — «давай помогу». Жена вылезла с Надиной помощью из ванной, Надя заботливо вытерла ее везде, включая интимные места, и сказала: «не надо одеваться. В студии тепло, а мне нужен весь твой голенький перед». Жена думала, что Надя будет рисовать только на животе, а Надя надумала расписать ее сверху донизу. Жена только обмотала бедра полотенцем — в таком виде Надя и усадила ее в кресло.

Должен сказать, что в последнее время жена действительно выглядела... мне, в общем, было иногда горько смотреть на нее — гигантский живот, обвисшие, разросшиеся груди, которые были совсем недавно так красивы и стройны... Личико у нее было все таким же милым и молодым, хоть и стало в последнее время немного измученным, а тело изменилось до неузнаваемости. Она даже стала стесняться раздеваться при мне. Я утешался только мыслями о будущем первенце, которого очень ждал и любил, и о том, что многие женщины после родов восстанавливаются: немного желания и дисциплины, и — к моей любимой вернется ее красота.

Но здесь, в Надином кресле, у меня вдруг будто спала пелена с глаз, и я увидел особую красоту тела своей жены — красоту материнства, красоту женственности в ее самой подлинной форме. Огромный живот — уютный дом для малыша, большие, щедрые груди — обильная столовая для него... И все это я увидел будто благодаря Надиному голосу, дружелюбному и ласковому. Она не стеснялась называть части тела жены своими именами — «сейчас мы покрасим тебе эту сисю. Какая она большая и красивая у тебя! Осторожно, рисую сосок, потерпи...» — и вообще ничего не стеснялась. Среди работы она вдруг поднялась, сказала «Уф, жарко! Ты согрелась? может, выключить обогреватель?» Жена сказала, что ей очень хорошо и уютно, я тоже не чувствовал особой жары. Тогда Надя вдруг взялась за край блузки, помедлила секунду, спросила жену: «тебе не будет неприятно, если твой муж увидит меня с обнаженной грудью?» Жена смешалась, но Надя спрашивала серьезно и глядела на нее, ожидая ответа. Наконец жена ответила с улыбкой — Нет, не будет, что ты. А ты не... не стесняешься? — Чего же мне стесняться? — улыбнулась Надя, — я же вас люблю, — и стянула с себя блузку, открыв нам молодое розовое тело с маленькими, почти детскими грудками.

 — Может быть, когда у меня тоже будет ляля, они станут такими же большими, как у тебя, — сказала Надя, взявшись руками за груди, будто оправдывалась, и потом вновь взялась за кисти. Она была удивительно трогательна и мила, особенно, когда обнажила голенькое детское тело.

К тому времени Надя закрасила жене весь перед, от бедер до плеч, набросала контуры рисунка, и сейчас взялась за лицо, склонившись над ним. Ее маленькие груди с острыми сосочками свисали прямо над огромными грудями моей жены, которые оканчивались широкими, мягкими сосками, — и я думал «Вот какой контраст грудей-противоположностей! Но у моего милого пузатика — все равно красивее». Чувство какой-то необычной нежности и умиления овладело мной, и по тому, как женушка жмурилась, по тембру ее голоса я понимал, что она растворяется в этом же чувстве еще сильнее, чем я. Надины руки и кисти заботливо касались ее тела, и под их прикосновениями жена буквально на глазах обмякала, отдаваясь им, как умиротворяющему массажу. Она уже ничего не стеснялась, свободно раскинула ноги, и полотенце почти сползло с ее бедер, открыв одну ногу и едва прикрывая промежность.

Надя попросила ее закрыть глаза, и стала рисовать на ее веках. В этом момент, точно по закону подлости, к нам в комнату входят двое — парень и девушка. Входят, здороваются со мной и окликают Надю.

Жена дернулась... Надя поспешно сказала — Эээээ! глаза не открывай, ну пожалуйста! Ты же смажешь мне всю работу. И не дергайся, расслабься... — Жена пыталась натянуть на себя край полотенца, но Надя забрала его у нее из руки, отчего полотенце размоталось еще сильнее, совсем уж откровенно открыв пушок под нависшим животом, — Не надо прикрываться, ты ж еще не высохла. Краска вон мокрая еще, — Надя провела пальцем ей по груди, задев сосок, отчего та вздрогнула — Не стесняйся, прошу тебя. Вон я тоже голая, и не стесняюсь. А вы, — Надя повернулась к гостям, — вы чего перепугали мне модель? Ввалились, как медведи какие. Что вам тут, избушка на курьих ножках? — Надя все это проговорила шутливо-сердитым, «понарошным тоном», и неловкость опять как-то сама собой стала испаряться.

Я хотел встать и набросить полотенце жене на бедра, но тут же подумал, что тем самым сделаю акцент на ее наготе, и остался на месте. Кроме того, я вдруг подумал, что мне НЕ ХОЧЕТСЯ прикрывать жену, а наоборот — хочется, чтобы ее нагота была открыта чужим взглядам, и чтобы ей было от этого стыдно. Более того, я почему-то был убежден, что и жене этого очень хочется, гораздо сильнее, чем мне. За время нашего брака мы научились «чувствовать» друг друга на расстоянии, и почти никогда не ошибались. Жена сидела с закрытыми глазами, на лице ее играла странная улыбка...

Я представил, как моя стеснительная женушка сидит, по сути, совершенно голая перед незнакомцами, даже не зная, кто смотрит на ее голое тело, сидит с закрытыми глазами, которые нельзя открыть, и только внутри обливается волнами стыда... Тут я вдруг осознал, что давно уж возбужден — так, как не был уже очень давно, во всяком случае, на людях.

Это я расказываю об этом моменте так долго, а на самом деле он длился пару секунд. Надя поздоровалась с гостями, которые были, видно, ее приятелями, и вернулась к работе — стала прорисовывать на лице жены тонкий, красивый узор. Она сказала «смотрите, какой хороший бутуз собирается родиться», переключив тем самым внимание на жену — и все понемногу заговорили о детях, о заботах и счастье материнства, стали задавать жене разные вопросы, и она отвечала со смущенной улыбкой — видно было, что она стесняется, но в то же время ей приятно чувствовать к себе такое внимание. У нее было совершенно особенное выражение лица — такое появлялось только, когда она оказывалась в новой, незнакомой, очень приятной и волнующей ситуации. Я хорошо помню его, потому что оно было у нее на нашей свадьбе.

Парень и девушка оказались очень милыми людьми. Они тоже были немного сконфужены, увидев полуобнаженную Надю (та извинилась за свой вид), и в кресле у нее — обнаженную женщину. Но, как я говорил, неловкость очень быстро растворилась, и гости влились в наше общение, которое перестало быть таким доверительно-интимным, но зато стало ярким, почти праздничным. Было такое впечатление, что все мы уже сто лет знаем друг друга. Девушка оказалась очень восторженной и славной — она умилилась виду моей жены, ее беременности, животу, ее все время тянуло к ней, и через некоторое время она, немного покраснев, стала гладить ее по волосам и по спине, дав выход своей нежности. Парень держался на более почтительном расстоянии, был доброжелательно сдержан, остроумно шутил, а потом попросил у нас разрешения поснимать Надю за работой. В другой момент мы бы сразу стали думать, кто потом увидит эти фотографии, но тогда, не раздумывая, согласились.

Рисунок на теле жены приобретал все большую законченность. На лице у нее появился очень красивый цветок, изящно подчеркивающий линии лица, ниже — хрупкие узоры, а на животике Надя, присев на корточки, стала рисовать аквариум с рыбками. Это было очень мило и красиво. Надя, рисуя, все время общалась с малышом и женой, называла малыша рыбкой, рассказывала, в каком чудесном аквариуме он будет плавать... На лице жены светилась счастливая улыбка, и меня переполняла радость за нее. Близость двух обнаженных женщин, одна из которых — любимая, здорово возбуждала, надо признать. Жена с интересом следила в зеркалах за тем, как оживает рисунок на ее теле.

Когда Надя рисовала у нее на животе и на груди, жене было особенно приятно. Надя это делала очень интимно, голос у нее стал необыкновенно нежным, даже парень с девушкой притихли. Обогреватель выключился, и жена стала зябко хвататься за плечи. Тогда Надя попросила ее привстать, и, прежде чем жена успела отреагировать, сдернула у нее с бедер полотенце и накинула ей на плечи, оголив низ. Впервые в жизни на моих глазах посторонние люди смотрели на обнаженные бедра и половые органы моей жены, и от этого у меня даже екнуло внутри — так это впечатлило меня. Потом Надя усадила растерянную жену обратно, и положила ей на колени свернутое махровое покрывало. Сама она при этом одеваться не собиралась.

Очень скоро Надя закончила рисунок, сама умилилась увиденному («поцеловала б, но нельзя — смажу!»), и объявила перерыв. Побежала за какими-то вкусностями, жена встала, стараясь не мелькать обнаженным низом, и снова обмоталась полотенцем. Парень попросил ее попозировать — «устроим фотосессию». Я думал, она откажется, застесняется — но она согласилась, и с удовольствием, хоть и не без смущения, позировала полуобнаженной. Надя, которая вернулась к нам уже одетой, тоже стала ее фотографировать, и минут 18 жена позировала в разных позах.

Чтоб не затягивать рассказ, перейду к самому интересному. Потом мы снова кушали всякие изысканные сладости и пили чай, а потом Надя объявила «второй раунд». «Не устала?» — поинтересовалась Надя у жены, и та сказала — «нет, ни в коем случае, наоборот — мне хочется, чтобы это рисование никогда не кончалось». Вообще она была счастлива в тот день, как никогда, и я прикидывал, как бы отблагодарить милую Надю, которая наотрез отказалась брать какие-либо деньги.

Жена хотела сесть в кресло, но Надя вдруг придержала ее, сняла с ее бедер полотенце, накинула его ей на плечи, снова оголив низ, и сказала — Давай укройся, если тебе прохладно, а низ не прикрывай, я буду сейчас там рисовать.

Такого поворота никто, по-моему, не ожидал. Но жена была такой счастливой, испытывала такое доверие к Наде и ко всему миру, что повиновалась безпрекословно и села обнаженной, только коленки сжала. Надя взяла кисти, тронула жену за ногу и сказала — Раздвинь ножки, я ж там рисовать буду. Жена помедлила минутку, посмотрела на меня, а Надя говорит: Ну же, не стыдись. Ты ведь так красива, а красоты нельзя стыдиться. — Она сказала это очень ласково и серьезно, без малейшей лести, и жена улыбнулась, облокотилась на спинку, раздвинула ножки и расслабилась.

Молодая пара и не думала уходить. Наоборот, они придвинулись поближе к жене и Наде, чтобы смотреть, как она рисует. Надя покрывала краской ноги жены, потом внутреннюю поверхность бедер, все больше раздвигая их, потом лобок и половые губы. Когда она рисовала на них, жена особенно широко раздвинула ноги, отчего половые губы раскрылись, и показался «бутончик». Я отчетливо видел на нем влажный блеск — это означало, что жена возбуждена.

Надя рисовала на ногах сплетения водорослей, а на лобке и половых губах — рыбку. Бутончик превратился в губы рыбки, а пушок на лобке — в чешую. Надя касалась кистью самых интимных органов моей жены, и та слегка вздрагивала. Вначале она с интересом смотрела на Надино рисование, но из-за живота ей не было видно, и она закрыла глаза. Было видно, что рисование в интимных местах приносит ей острое удовольствие. Надя, рисуя на половых губах, сказала — Подумать только, такой большой малыш, а может быть, даже не один, а с братиком или сестричкой — и вылезет на свет Божий через такую маленькую дырочку!

Это прозвучало очень непосредственно, и тем самым как бы окончательно исчезли все возможные табу по поводу наготы моей жены. Она перестала быть обнаженной, голой, и стала Будущей Мамой. Все активно поддержали разговор на эту тему, придвинулись ближе, чтобы рассмотреть тело жены, заговорили о родах, стали расспрашивать жену о ее ощущениях, о том, не боится ли она и т. д. Жена сказала «честно говоря, боюсь немножко», и все стали ее подбадривать и утешать: девушка снова стала гладить ее по голове, а Надя сказала — Ничего, я абсолютно уверена, что у тебя родится здоровый малыш. После такой терапии просто не может быть иначе, правда? К тому же он наверняка будет художником...

Все засмеялись, и в комнате воцарилась удивительная атмосфера, теплая и душевая, центром которой была моя беременная супруга. Ей было хорошо, нагота уже совсем не стесняла ее, кроме того, она наверняка испытала эротические впечатления, незнакомые ей до сих пор, и была переполнена ими — я очень хорошо чувствовал это.

Наконец Надя закончила рисунок, объявила об этом, и наступил такой шутливо-торжественный момент — жена встала, и все мы стали аплодировать ей и Наде. Рисунок был только спереди, сзади Надя не рисовала ничего. Жена прошлась перед зеркалом, любуясь собой, потом позировала обнаженной, ничем не прикрываясь. Разрешала снимать свой живот, груди, пах, и даже раздвинула ножки для парня, который присел на корточки и снял крупным планом ее половые органы, вернее — рыбку, нарисованную на них. От всего этого она явно получала немалое удовольствие. Я никогда не думал, что такое возможно...

Потом молодые люди распрощались с нами, Надя вышла их проводить, мы с женой остались одни, я поцеловал ее в кончик накрашенного носа и сказал ей, какая она красивая и как я рад за нее. Тут вернулась Надя, и сказала жене: — Ты так впечатлила мою подругу, что она, когда выходила, сказала своему парню: «я тоже хочу ребенка». А он чуть не выпал, говорит — «неужели я дождался?! Только они просили не говорить этого. Так что — секрет!

Я спросил — Надюша, милая, как нам тебе благодарить? Что мне сделать для тебя? Надя секунду подумала и сказала совершенно естественно, как ни в чем ни бывало:

 — Только разреши мне помочь смыть краску с твоей жены, а потом приласкать ее так, как она захочет.

Мы немного опешили, и Надя, заметив это, продолжала с улыбкой:

 — Не бойтесь, я не лесбиянка, у меня есть парень, и... в общем, все как надо (тут она снова улыбнулась и слегка покраснела). Просто я очень люблю твою жену и хочу выразить ей свою любовь так, как только могу — по максимуму. Это и будет ваша благодарность — если вы разрешите мне это.

Она была так искренна, так прямо и открыто смотрела на нас, что мы ни о чем плохом даже и подумать не могли, а только растрогались, сказали «конечно», и жена обняла и поцеловала Надю.

 — Тогда я поеду к вам. Идет? — сказала Надя. — Считайте, что я к вам напросилась. — Она засмеялась, и мы все тоже рассмеялись вместе с ней. Чувство чего-то нового, неизвестного, очень интимного, немного стыдного и запретного, но очень приятного и желанного овладело нами — и мной, и женой. Она переглядывалась со мной, и я видел, что она чувствует то же самое.

Мы стали помогать жене одеваться — осторожно, чтоб не стереть рисунок, натягивали на нее белье и прочую одежду — а Надя сказала ей:

 — Что ж, одна ты будешь разрисованной? А чем мы хуже? Нет, так несправедливо. А ну-ка, иди сюда, — позвала она меня, усадила в то же кресло, и через секунду ее заботливые руки стали наносить краску мне на лицо и шею. Это было очень приятно... Надя нарисовала мне тигриную рожицу, такую уморительную, что я не мог глядеть в зеркало без смеха. Затем она сама взяла кисти, подошла к зеркалу и быстро набросала у себя на лице и шее забавную птичью мордашку, с перьями, большими глазами и клювиком. Мы, как зачарованные, следили за ее умелой кистью.

Когда она закончила «рисоваться», как она сказала, и все мы, раскрашенные и смешные, были в сборе, она стала между нами, обняла нас обоих и провозгласила:

 — А теперь мы немного прогуляемся! Ты не устала? — обратилась она к жене, и та замотала головой — Нет-нет, я готова гулять еще целый день!

 — Тогда пойдем! Немного прошвырнемся по центру, — сказала Надя и повела нас к выходу.

Что это была за прогулка! Мы немного стеснялись своих разрисованных физиономий, и поэтому всю дорогу не переставая ржали, как клоуны или маленькие дети. Было невероятно весело — мы болтали всякие глупости, несли какую-то чепуху, от которой всем нам было смешно, как никогда. На нас оборачивались с улыбками, а мы еще приставали к прохожим со всякими смешными глупостями... Этот вечер превратился в наш маленький карнавал.

Наконец жена, хотя и продолжала смеяться, стала замедлять ход, и мы, не сговариваясь, повернули обратно. За три минуты мы дошли до машины, уселись — я за рулем, Надя с женой сзади — и поехали к нам. В зеркало я видел, как Надя обнимает жену, и они вместе прыскают от смеха, вспоминая что-то. Я тоже смеялся и шутил, думая про себя: интересно, что значит «приласкать?»

Когда мы приехали, жена была немного уставшей, и поэтому Надя предложила:

 — Приготовь постель, чтобы можно было сразу лечь (я почувствовал, как холодею), а мы пока пойдем в душик. Как закончишь, присоединяйся к нам.

Мы помогли жене раздеться, и, снова увидев рисунок, не могли удержаться от искушения еще поснимать жену. Она согласилась потерпеть еще минутку, мы раздели ее донага, и она попозировала обнаженной — сама, потом со мной и с Надей. Когда я снимал с нее лифчик, а Надя — трусики, наши взгляды пересеклись, и я прочитал в ее глазах столько нового, волнующего, что у меня вновь все замерло внутри. Наконец, как ни жалко было смывать рисунок, Надя повела жену в ванную, а я пошел стелить. Через пару минут я зашел к ним ванную. Там плавали облака пара. В ванне, на стульчике сидела моя жена, сверху на нее текла горячая вода из душа, а перед ней на корточках сидела совершенно голая Надя и нежно терла ей животик мочалкой, поглаживая другой рукой ее грудь. Выражение лица (уже вымытого) у жены при этом было неописуемое.

Надя повернула голову в мою сторону и весело пожаловалась — Так ужасно — смывать собственный шедевр. Но ничего: он останется в веках на фотографиях! Слава фотографии!

Видя, что я остановился в нерешительности, она сказала мне, не переставая мыть жену — Раздевайся, присоединяйся к нам!

Я стал раздеваться. Вода булькала очень заразительно, а мокрые, намыленные женские тела блестели просто умопомрачительно, и мне очень захотелось туда, к ним. Меня только заботила дилемма: снимать ли трусы? Мой половой орган под ними торчал, как зенитка, и я стеснялся этого. Да и показываться голым Наде — при жене... С другой стороны, купаться в трусах — тоже как-то... Я разделся до трусов и застыл в нерешительности.

Тут жена сказала мне — Ты что, в трусах будешь купаться? И они с Надей вдвоем, с визгом и хихиканьем, как подружки-хулиганки, дотянулись до меня и стащили с меня трусы, обнажив «гаубицу». Это был настоящий эротический шок: я всегда дурею, когда с меня снимают трусы, а тут еще и Надя... Надя была худышечкой с подростковой фигуркой, узкими бедрами, совсем крохотной талией, как у пчелки, пушистым темным лобком (при светлых окрашенных волосах) и упругой кожей. Соски ее набухли и торчали, и у жены тоже. Она как раз мыла жене грудь, нежно касаясь сосков.

Я залез к ним в ванну, вздрогнув от обжигающего душа, и стал помогать Наде мыть собственную супругу. Надя уступила мне место спереди, пройдя жене за спину и задев меня голым телом. Я присел на корточки, взглянул в глаза жене, увидел там неописуемое счастье, улыбнулся ей, и стал мылить ей ножки, подбираясь все выше, а затем перешел и на половые губки, смывая с них «рыбку». Жена жмурилась... Краска смывалась не сразу, надо было некоторое время тереть кожу губкой, а места были деликатные, поэтому я долго и нежно мыл каждый сантиметр. Надя в это время намылила жене голову и месила ей мыльные пряди, время от времени обнимая ее и прижимаясь к ней. Надя была невысокого роста, нос ее был на уровне грудей моей жены, издалека они смотрелись, как мама и дочка...

Потом, когда жену вымыли, Надя сказала «А теперь вымоем многострадального мужа!» Я пытался протестовать, мол, и сам вымоюсь — но Надя сказала «Только не сегодня!», жена поддержала ее, повернулась на другую сторону — лицом к душу, я стал под него, и они вдвоем принялись мылить меня.

Это было нечто незабываемое: две пары заботливых женских рук на моем теле, полностью открытом для их ласк... Я никогда не испытывал такого. Они безо всякого стеснения мылили мне член, мошонку и анус, и я боялся, что вот-вот забрызгаю их спермой... Я едва сдерживал стоны, такое блаженство переполняло меня.

Наконец мы вымылись, вытерлись, вытерли жену, и Надя скомандовала: А теперь — в кроватку! Бегом, чтоб не замерзнуть!

Жена взялась было за халат, но Надя сказала — Зачем? Тебе и так хорошо! — отняла у нее халат, обняла ее, повиснув на шее и прижавшись голыми грудями к ее груди, — моя хорошая, моя будущая мамочка! Пойдем!

И мы все пошли голышом в постель. Я замер внутри — неужели сейчас будет секс втроем? Если бы еще сегодня утром мне предложили такое, я бы с негодованием отказался, и не потому, что боялся за чувства жены, а потому что было бы противно. Но теперь, когда мы узнали Надю... она была так чиста, так искренне любила мою жену, а главное, жене это так нравилось... хоть она и сама наверняка думала то же, что и я. Кроме того, беременным секс не рекомендуется, особенно ближе к концу, и мы по требованию жены, которая боялась осложнений, «постились» уже несколько месяцев. Как быть? Я чувствовал огромную, всепоглощающую нежность к жене, и нечто похожее, но совсем другого рода — к Наде, а кроме того, был на пределе возбуждения. Казалось, одно прикосновение обнаженного женского тела к моему члену — и я взорвусь.

Мы вошли в спальню, уложили жену на подушки, я лег рядом, не зная, что делать, а Надя стала на четвереньки у нее в ногах, прижалась лицом к животику, стала гладить и целовать его, воркуя всякие ласковые глупости. Потом ее рука поползла вниз, под животик, и Надя сказала — О, да ты уже вся мокренькая, моя хорошая! — и стала ласкать жене половой орган, отчего та не сдержалась — застонала, выгнулась, как могла, и закрыла глаза. На лице у нее была такая стыдливая и вместе с тем счастливая улыбка, что я не выдержал и стал покрывать поцелуями милое личико, шейку, плечики... Я захлебывался от любви к жене и ко всему миру. Жена только жмурилась и постанывала, а мы с Надей ласкали ее: я целовал лицо, Надя — животик и груди. При этом Надина рука постоянно находилась во влагалище жены, заставляя ее изгибаться все сильнее и сильнее. Я думал — не вредно ли это жене, но не решался лишить ее такого блаженства.

Я стал над женой, впился губами в ее губы, и она страстно ответила мне... Как же давно мы не целовались! Такого неистового поцелуя я не помню со времен нашего романа... В это время Надя сосала грудь жены, как младенец, и трогала рукой мою мошонку. Потом она пригласила меня пососать другую грудь жене — «ведь такого с ней никогда не было, правда?», и мы впились в большие, соленые соски, всасывая и мучая их.

Жена буквально разрывалась под нашими ласками, гигантский живот ее ходил ходуном, а у меня ныло в паху — так хотелось войти в любимое лоно по самые яйца. Но я сдерживался, чтобы не навредить ей. Тут Надя, приподняв раскрасневшееся личико над грудью жены, говорит мне — Смотри, что тут делается, — и показывает на лоно жены, которое ласкала ее рука. — Тут, по-моему, требуются чьи-то страстные губы, — и я отполз назад, стал коленями на пол, залез жене между ног и впился в ее «бутончик», истекающий соком. Надя перелезла через жену верхом, стала над ней на колени — так, что ее влагалище оказалось точно над влагалищем жены, и мой нос уткнулся в него. Оно, конечно, тоже сочилось влагой, и Надя стала тереться им об мое лицо, перемазав мне нос, глаза и лоб своими соками. Я целовал оба бутончика по очереди, помогая себе обеими руками. Я весь был одержим мыслью доставить милым женщинам максимум удовольствия, и, кажется, достигал результата — обе они, и Надя, и жена, кричали все громче и «подмахивали» все сильней. Надя крутила одной рукой сосок жены, а другой — свой собственный. У меня где-то глубоко внутри звенела жуткая мысль — «вот он, групповой секс...»

Первой кончила жена, огласив неистовыми криками всю квартиру. Я всосался в ее влагалище, как пиявка, стараясь достать языком как можно глубже, и рот у меня был полон соленой жидкости, которую я не успевал глотать. Надя слезла в этот момент с нас, подползла ближе к лицу жены и стала покрывать ее поцелуями везде, где успевала. Жена металась и хрипела долго, и потом еще долго не могла отдышаться — лежала, широко раскрыв глаза, и продолжала стонать. Ее лицо было мокрым от слез и поцелуев, красным и счастливым.

Надя тоже была вся красная. Мы с ней некоторое время ласкали жену, успокаивая после оргазма. Но мы оба были страшно возбуждены, у меня даже член стал «скисать» от перевозбуждения. Я, совершенно потеряв волю, с ужасом думал, не несет ли меня судьба к сексу с Надей на глазах у жены, и понимал только, что ужасно хочу этого.

Но Надя встала, тяжело дыша, и куда-то вышла. «Куда ты?» — хором спросили ее мы с женой, и Надя ответила «сейчас приду».

Мы на секунду остались одни, и я гладил жену, целовал, а она потянулась рукой к моему ноющему члену, взяла его в руки...

Тут вернулась Надя, держась рукой за влагалище, в котором дергалось что-то темное. Лицо у нее исказилось судорогой. «Что это?» — спросили мы. — Вибратор, — ответила Надя сквозь стон. — Ее тоже ждет эта пытка, не волнуйтесь...

Она залезла к нам, придерживая вибратор внутри, и сказала жене: — А теперь давай сделаем хорошо нашему мальчику...

Я сел по Надиному совету «на шею» жене — так, что мои яички оказались на уровне ее рта, а член мой взяла в рот Надя! Боже мой! Они вдвоем лизали мне член и яички, и Надя еще залезла мне пальчиком в анус, их красные лица были прижаты рядышком, и временами они облизывали друг другу щечки и глаза. Такой невыносимой всесторонней ласки я еще никогда не переживал... Надя ловила ртом мою сперму, а потом прильнула ртом ко рту жены, передавая ей ее...

Все это время она мучала себя вибратором. Когда я, обессиленный, отвалился, она вдруг запищала, как маленькая девочка, и быстро-быстро стала толкать рукой вибратор себе во влагалище. Я обнял ее, привлек к себе, сжал рукой сосок, отчего она запищала еще пронзительнее... Так впервые в жизни у меня в объятиях кончила другая девушка. Потом мы еще раз довели до оргазма жену, используя вибратор, который довел ее до настоящей истерики блаженства, а потом Надя делала ей расслабляющий массаж, чтоб она уснула. Я успел возбудиться по второму кругу, но молчал, чтобы не утомлять жену. Когда она уснула с блаженной улыбкой на лице, мы с Надей вышли в туалет. Нас переполняла истома, и не хотелось говорить, но все-таки я побаивался оставаться с ней наедине. Тем более, что желание просыпалось с новой силой, и я все отчетливее понимал, что хочу именно ее, хрупкую девушку с детской фигурой и остренькими сосками,