Гастроли

Где-то в последних числах уходящего февраля я забрёл в один прелестнейший чайный клуб, куда меня, по правде сказать, пригласил мой добрый и давний приятель по театральной деятельности — Алексей, впрочем, фамилию его не могу сообщить., ибо лицо он достаточно известное в узких кругах людей широкомыслящих.

Если уж быть до конца честным, а лукавить у меня нет ни малейшего желания, визит мой носил чисто деловой характер. Нужно было переговорить с хозяином клуба, где подрабатывал арт менеджером Алексей, о перспективах празднования Дня рождения Будды, со всеми сакральными обрядами, призванными привлечь доверчивую до экзотики публику.

Переговоры прошли успешно, хозяин клуба-рыжеволосый крепыш средних лет, по имени Стас, не выговаривающий букву «р», охотно согласился использовать мои услуги ведущего. Когда же я прощался в гардеробе с Алексеем, тот многозначительно сообщил:

 — А ты помнишь Ирку, ну... панночку? Из «Миргородских жизнеописаний?»

 — Ирочку ***енскую? Ещё бы.

 — Ирка теперь жена Стаса! Она меня и порекомендовала ему, а заодно и тебя!

 — Ирина? — Бог его знает от чего, но я покраснел и сладостное онемение разлилось по всему телу моему. Я вспомнил всё.

Наша театральная Антреприза собиралась на гастроли с потрясающем спектаклем «Миргородские жизнеописания» во Францию. Остроумные и чувственные интерпретации творчества Н. В. Гоголя достаточно модным и известным питерским режиссёром N*** должны были в течении трёх недель ублажать взоры жителей фактически всех городов этой замечательной страны.

К тому же я договорился со своей девушкой Катенькой о её приезде в Лиль под конец гастролей, что бы провести несколько дней вместе.

Незадолго до начала поездки у нас произошел новый ввод — ушедшую актрису заменила новенькая, которая должна была играть панночку. Роль у неё была чисто мимическая. Однако сцена соблазнения главного героя была столь удачно ею решена, а стоны при выключенном свете настолько впечатляли воображение, да и, кроме того, казённое нижнее бельё, выполненное в духе 19 века так шло точёной фигурке новенькой, что осветители, засматриваясь на это чудо, забывали вовремя тушить свет. Да что там осветители! Даже лилипуты, которые играли чертей, теряли дар речи.

Звали это чудо Ира. Просто Ира. Только-только окончившая театральный институт. Меня поразили тогда её голубые глаза, огромные и холодные, она будто светилась внутренним холодным светом, как рыбка-неонка. Красивая шейка, тонкая талия и длинные белокурые локоны. Фигура достаточно тонкая, но чрезвычайно изящная в своей эфемерности. Небольшая, но упругая грудь венчалась уверенными и ясно читающимися даже сквозь блузку и бюстгальтер горошинками.

Но не это приковывало взгляд, а красота отрешённости и недоступности.

Новенькая буд-то и не замечала никого вокруг, погруженная в мир театральных грёз и романтических мечтаний о предстоящем поприще Русской Актрисы. Она никогда первой не здоровалась, зачастую, глядя как бы сквозь, хотя в этом не ощущалась надменность, скорее, внутренняя концентрация. Иногда Ирина казалась достаточно замкнутой и, в тоже время, неожиданно дерзкой, если пытались отпускать при ней «пошлости» и «скабрезности», как она говорила убийственно уничтожающим тоном со сверканием молний в глазах. Ни дать ни взять Шарлотта Рэмплинг из «Ночного Портье».

Когда же она улыбалась или с профессиональным трепетом и восторгом смотрела на своего маститого партнёра по сцене, замечательного комедианта в летах, правда, пока всё ещё не совсем традиционной ориентации, ей как-то прощалась небесная холодность — так сокрушительно обаятельно показывалось её глубоко спрятанное солнышко...

И вот аэропорт. Рядом со мной мой замечательный друг Леша, слегка выпивший. как и любой нормальный русский человек, предвкушающий выезд из родной страны на Запад. Чуть поодаль — Ирав в чёрных стильных очках, в чёрном плаще с поднятым воротником, затянутая пояском на талии. Облегающие джинсы с аккуратными изнаночными отворотами пред голенищем сапожков на изрядном каблуке. Пожалуй ничего особенного.

Однако я ловил себя на мысли, что хочу и хочу смотреть на неё, и чем больше хочу, тем больше мне это нравится. Что за непостижимый магнит? Я с трудом переключался на треп с Лёшей, не смотря на то, что моя стрелка ниже пояса все сильнее показывает на «север».

Алексей, жизнелюб — энерджайзер с гладкими, светлыми волосами. легкой бородкой а"ля Грымов, синими глазами, скорее худощавый, не высокого роста, был необычайно дружелюбен и любвеобилен, полагаю, что был бы у него собачий хвостик-без устали вертел бы им.

 — ... вот, Лешенька, — продолжал я — так о чем мы? Ах. Да... и Катюша ко мне приедет в Лиль.

 — А я знаешь, что решил? — вдруг посерьёзнел Алексей, перехватив мой взгляд на Ирину — вот увидишь — новенькой овладею, и это будет правильно!

Он довольно рассмеялся.

Его откровенность меня не приятно задела.

Гастроли начались, нам предстояли прогоны, гримерки, сборки-разборки реквизитов,

переезды, гостиницы, совместные званые ужины, и т. д и т. п.

Отношения внутри труппы были, пока что, радушно-благожелательны. Лёша откровенно приударял за Ирой, буквально каждую минуту увиваясь и болтая без умолку на всякую тему с лёгкостью, поражавшей меня необычайно. Ире, казалось, нравилось его общество, однако о значительном продвижении к желаемой цели не могло быть и речи. Костюмерша, полная и простодушная тетя Галя, поплёвывая на утюжок, довольно констатировала

 — Ничяго у тебя, касатик не выйдет, не тот у нашей эмансипе норов.

А я... я разрывался уже между двумя женщинами — той, что в моей памяти, оставленная дома Катенька, моя милая и прекрасная, такая родная и знакомая. И той, которая здесь, каждый вечер в одном дезабилье — роковая, холодная красотка, стонущая с легкой хрипотцой так, что хотелось любым способом сбросить накопившееся напряжение. О. как я хотел её! Но будто комок подходил к горлу, я не мог связно произнести и двух слов, когда встречался с ней взглядом.

Каждый раз, когда перед её выходом мы несколько мгновений сидели вместе за кулисами, я втягивал запах её тела и, прикрыв глаза, дескать, от усталости, сквозь щель расставленных пальцев пожирал взглядом все линии тела её и бугорки за декольте пеньюара и бедро, открывающееся сквозь разрез рюшечных белотканных панталончиков. Панночка одевала их на голое тело. Без трусиков.

Как-то раз, после особенно удачного действа, возвращаясь с поклонов, я осмелился чуть приобнять её и... неожиданно для себя куснуть в мочку. Ирина засмеялась и сказала, что Русскую Актрису съедят голодные коллеги из-за мизерных суточных. Однако отношения наши стали гораздо теплее и неформальнее.

Ещё через некоторое время, за бранчем, я подсел к ней и, набравшись смелости, стал путано рассуждать о реках которые текут по планете Человек, пытаясь водить пальцем по её жилкам на руке, иллюстрируя мысль. Какая у неё оказалась нежная и гладкая кожа! Она не одёргивала руки и задумчиво улыбалась одними глазами, буд — то на миг на её ледовом континенте распустилась ромашка. Мне нравилось всё: и её молчание и её полуулыбка и ее неглубокое, но достаточное декольте, уходящее галочкой золотой цепочки с крестиком в ложбинку не большого, но упругого бюста.

Алексей же был не на шутку раздосадован бесплодностью усилий. Теперь уже мужское самолюбие тянуло его за крюк к необходимой и желанной победе. Часто, на ночь он удалялся, чтобы «выгулять Ирку», но каждый раз возвращался ни с чем. Я этому необыкновенно был рад, что впрочем, удачно скрывал, поддакивая его сетованиям.

***

Была на исходе первая неделя турне. Как-то после спектакля я задержался в гримёрке. Алексей ушел «кадрить льдышку». А я, уже войдя в ритм привычного вечернего ничего неделанья, собрался побродить в который раз по славному Страсбургу, одному ... из немногих городов, где мы остановились основательно.

Выйдя на встречу свежему апрельскому ветерку вечернего города, я решил пройтись по садику, что был разбит неподалёку от театра.

Бесчисленные тюльпаны уже закрыли свои коралловые и белоснежные лепестки. Вдали журчал фонтанчик и куда то спешили припозднившееся велосипедисты, как вдруг я увидел ЕЁ. Ирина гуляла одна, ненадолго застывая перед сверкающими витринами частных магазинчиков. Я не спеша подошёл.

 — Ты знаешь. — сказала она, не оборачиваясь, видимо заметив моё отражение. — ты, пожалуй, единственный человек, которому я по настоящему рада.

 — Почему так?

 — Не знаю, — она обернулась и в лице её проскользнула удивительная нежность, мягкость и... не знаю ещё что, но только передо мной стояла беззащитная, безоружная девочка, решившаяся, наконец, снять с себя защитную броню.

 — Какая ты красивая. Я так любуюсь тобой всегда.

Вечер и её неожиданная откровенность разрешили мне говорить это. Мы прошли в городской сад.

Я весь горел от желания обнять её, целовать, ласкать такую секси, такую недоступную такую колдовски прекрасную панночку. Но усмирял себя мыслею о Катеньке, которая скоро приедет и как это будет не хорошо по отношению к ней и, кроме того, как это не красиво по отношению к Лёше. К тому же, я был уверен, или, скорее, уверял себя в том, что Ирина не хотела такого продолжения вечера.

Она, наверное почувствовав безопасность, рассказывала о себе, о своём родном Воронеже, про своего именитого деда-купца, раскулаченного, как полагается в 30 годы, про своё увлечение музыкой, что она играла на фортепьяно, которое бросила по причине отсутствия времени на серьёзные занятия, про своё увлечение танцами.

Я рассеянно слушал, пытаясь ненавязчиво выяснить, есть ли у неё избранник.

Когда я прямо спросил об этом, она остановилась, и глядя мне прямо в глаза медленно и спокойно произнесла:

 — Я свободна... всегда.

Мы смотрели в глаза друг другу и я уже знал, что не выдержу. Я потянулся рукой к её щеке.

 — Ирка! Да где ты пропадаешь? Чё вы там делаете? — Алексей был явно встревожен., он бежал к нам.

 — Ну, решайся — быстро проговорила Ирина — и я пошлю его...

 — Нет, прости,... не сейчас-выпалил я. Выбор был сделан. Однако, я по прежнему был разделен надвое и ненавидел себя за это...

Наступала обычная гастрольная скука. Технический персонал регулярно и глубоко дегустировал местные вина. Артисты вяло занимались шопингом, явно попривыкнув к соборам и ратушам мелькающих городов.

После того странного объяснения, Леша почувствовал значительное потепление со стороны Иры. Чего, естественно, лишился теперь я.

Как-то раз, в одном из проезжих городков южной Франции, Алексей дольше обычного не возвращался в номер. Наконец, в два часа ночи, достаточно нетрезвый. он сообщил, что благодаря портвейну, наконец-то замаячила победа.

Я, раздираемый завистью и интересом, попросил отчёта.

Было видно, как Леше было приятно рассказывать о достигнутом.

 — Это чума, а не девка! Мы гуляли по набережной, смотрели на ё... ых гусей-лебедей, потом я полез целоваться, а она сразу ответила! мы целовались, замерзли. Я купил портвейн... ну, выпили. Ира сказала, что у неё замерзли руки, я предложил способ их погреть. Мы зашли за куст сирени. Наша Ирка-панночка расстегнула мне ширинку запустила туда руку и, согреваясь, стала перебирать мою мошонку. Это что-то! Холодная ручка на моих горячих яйцах.! А когда хуй встал, да-Да, именно хуй, она грелась об него и тыльной стороной рук и, подрачивая, ладошками.

Я вылил тогда остатки портвейна на головку члена, Господи, там же спирт! — переборщил, жглося страшно.

И... она... Великая Русская Актриса наклонилась и взяла в рот мой хуй и сосала его, теребя рукой мои яйца, а потом села на корточки и продолжала, глядя в глаза. Мон Шер! Как она сосала! Она набирала в ротик слюнку и плавно полоскала мою головку, всё быстрее и быстрее. Я кончил оперативнее, чем надо, но это единственное, о чем я желею. А какая грудь!. Вернее соски! Светили звёзды, Димон, а я забрался потом под её курточку...

 — Довольно! Ты пьян и мерзок в своём цинизме! — я был раздавлен. Он так просто и безыскусно развёл почти мою Ирину. Развеял образ манящей и недоступной девы... Да если б я захотел, он бы и близко не подошёл к ней! Вот ведь как мерзко! Мерзко, господа! Не хотелось вообще больше общаться с Алексеем.

***

На следующий день я смотрел уже на Ирину другими глазами. «Вот это тело, эти губы познавали мужскую плоть, чем я хуже? Что мешает и мне полакомиться доступной красоткой? И ни какая ты не недотрога. Тебе скучно? хочешь развлечений?»

Мысли о Кате как-то уступили желанию познать эту панночку, но как? Она демонстративно и утрированно не обращала на меня никакого внимания. Это меня разжигало всего сильней. Как найти повод для объяснений? Я хотел увести её от Алексея. Но они всё время были вместе. Вместе где-то гуляли, о чём — то шептались, держась за руки. «Одолел!» — сокрушалась тётя Галя.

На следующий день после их романтического свидания, Алексей, как ни в чём не бывало, заговорщицки зашептал мне перед спектаклем:

 — Димон (это он меня так), а ты мог бы сегодня вечером, ну, сам понимаешь,... попозже не приходить. У Ирки негде, а нам надо... а когда Катюха твоя приедет, я должок верну.

Вот ведь, мерзавец, и про Катеньку вспомнил! Но у Леши была такая щенячья и обезоруживающая радость победителя, он так ждал этого момента, что я не смог ему отказать.

 — Шут с тобой, трахайтесь, я в полночь вернусь.

Спектакль закончился, любовники, как угорелые бросились в гостиницу, а я стал бродить по пустынным улицам небольшого провинциального городка, из которого должны завтра уехать в Лиль.

И чем больше я гулял, тем обидней становилось. Я сгорал от желания увидеть хоть краешком глаза ЕЁ в страсти. « Вот увижу чуть и всё. А через два дня уже на Кате оторвусь. Надо же попрощаться с несостоявшейся любовницей!»

Утвердившись в такой спасительной мысли, я направился решительным шагом к отелю.

Только в лифте я представил себе, что не знаю, как попасть в номер — он же закрыт изнутри!

«Да, попрошу книгу взять Набокова, точно — это естественно, а там видно будет.»

Вот и дверь.

Я постучал. Тишина. Ещё постучал. Послышался шум душа.

Ну вот, слава Богу, осторожно приоткрылась дверка и удивлённая рожица Лёши показалась за ней.

 — Лёша, прости, можно книгу взять?

 — Да. бери пожалуйста, только не разбуди Иришу, она, по-моему заснула, а я в душе. Захлопни за собой только.

Алексей исчез в ванной комнате. Я снял ботинки, осторожно заглянул в комнату. Полумрак, недопитое вино, побросанная одежда и на Алешеной кровати под одеялом-... она!

Я был уверен, что «панночка» не спит, я чувствовал это — слишком безупречно она лежала, обтянув себя одеялом чуть выше груди. Я скинул куртку. Ещё миг и я сел на краешек кровати.

Нет, я просто так не уйду. Я встал и подошёл к столику, чтобы налить немного вина.

 — Приветики. — услышал я сзади и, обернувшись, увидел, что Ириша смотрит на меня подперев свою белокурую головку рукой.

Как она была красива! Бездонно красива! Ей всё было к лицу и ровный приглушённый свет от торшера персикова цвета и легкая маечка с широкими свободными бретельками и зефир постельного белья и само пространство было наэлектризовано флюидами только что отдавшейся самки. Ира улыбалась, зачёсывая рукой непослушные волосы назад, я невольно заметил слипшиеся пряди — этот гель возбуждал ещё сильнее, ибо сперма друга была причиной его. Я начал сбрасывать рубашку, брюки, прочую разность — будь что будет! Это мой номер, это мой вечер, это моя женщина!
Ирина была, казалось, равнодушна, она потянулась к прикроватному столику за моим томиком Набокова, протянула его мне! Поразительно, её равнодушиё буквально разорвало меня. Я стоял возле её ног.

 — Ира, я хочу тебя-мой голос звучал глухо и низко.

Томная, игривая улыбка осветило её лицо. Она медленно оставила книгу, возвернулась на спину и тут я быстро сорвал одеяло. Мои руки просколзили по её ступням, с алым пунктиром педикюра на пальчиках, всё выше... по ножкам, гладким и нежным как щёчки младенца,. И вот уже сквозь маечку я нащупываю небольшие и упругие груди, жадно и властно забираю и разжимаю их. Вижу, как часть сосочка прячется за широкой бретелькой пеньюара.

Я задрал последний покров и припал к этим призывно стоящим, упругим соскам. А Ириша запрокинула руки и сладко улыбалась. Её нега, улыбка и молчаливое согласие пьянящим импульсом пронизывало всё моё тело. Я целовал гладкий и упругий живот, буквально вылизывая каждый драгоценный миллиметр на теле долгожданной девочки. Она поворачивалась под моими поцелуями, беспрерывно извиваясь в непроизвольном и неконтролируемом танце страсти.

И вот она уже лежит лицом вниз. Собрав её волосы сзади в кулак и освободив, таким образом, затылок, я целую сзади её нежнейшую, грациозную шейку, мой член скользит по обнажённой спине панночки, оставляя еле заметный влажный след от выступившей естественной мужской смазки. Ирина выгибает спинку и пытается приподнять низ спины, я разрешаю ей это. Теперь она стоит передо мной вся выгнувшись, на коленях и выпрямленных руках, а я сползаю к ногам, властно раздвигая полушария её тугих и рельефных чресел.

Чувствуя некоторое сопротивление, быстро-быстро язычком порхаю по сладкому анусу. Ещё мгновение и она сдаётся, еле заметно подвиливая станом, пытаясь продлить ласку!

. Стон, ещё — именно такой, какой мне снился все эти ночи, сводя меня с ума. Я тоже не могу сдержать свой ответный восторг. Мы стонем в унисон, я помогаю её наслаждению своим пальчиком, тихонько и ритмично теребя гребешок клитора.

Ира всё ниже опускается к кровати, раздвигая ножки и я благоговейно вылизываю сразу и анус и мягкую расщелинку плоти. Смешавшиеся соки орошают простынь А я учусь слушать и познавать тело Ирины. Она снова и снова подтягивает мне свою заднюю дырочку-моей ледяной королеве нравятся анальные ласки-и я аккуратно, точечно наношу влажные удары языком по краям и в глубь зовущей воронки..

Ира ритмично подкачивает, корчась от наслаждения и отодвигая одной рукой свою половинку, что бы я вошёл глубже.

Между тем шум воды в душе прекратился. Ира мягко отстранилась. Тяжело дыша она посмотрела на мой вопиющий член и ни секунды не раздумывая, обхватывает его рукой, притягивая и меня следом к изголовью.

Я возлег рядом на бок, опершись локтем на спинку кровати.

Как только Леша вышел из ванной, Ира, да да, словно угадывая моё сокровенное желание жадно обволокла своими губками атласную головку моего члена. «Вот это действительно великая русская актриса»! — почему-то пронеслось у меня в голове

В тоже время, На мгновение. я почувствовал себя очень неловко перед Лёшей, однако волна наслаждения захлестнула меня настолько сильно и подавляюще, что мне только оставалось, виновато улыбаясь, смотреть то на Алексея, то на поглощённую ритмичным процессом Ирину.

Леша, надо отдать ему должное, не произнес ни слова. Да, было видно, что он очень удивлён происходящим, но ни раздражения, ни неприятия лицо его не выражало. Более того, весёлые искорки забегали в глазах. Он, сдерживая внутреннюю улыбку, только произнес каким-то вкрадчивым, сладким голосом:

 — Ая-яй!...

Сначала я не видел лица Ириши, только когда аккуратно, боясь нарушить картинку происходящего пододвинулся левее, мне удалось лицезреть чуть сверху её профиль. Какое наслаждение испытывать шевеление язычка красивой и такой желанной недотроги на уздечке своей плоти, при этом видя, как каждый раз рельефно очерчиваются скулы девушки, когда она, всасывая, отодвигалась, чтобы через миг опять вернуться, заглотив благодарный жезл!. Одной рукой я гладил её упругое, молодое тело. Спину, плечи. Удивительная нежность и гладкость кожи сводили с ума своей доступностью. Пряди волос почти спрятали глаза её. Худенькие лопатки под так и не снятой маечкой грациозно топорщились, когда Ира поднимала и опускала голову, проводя языком от мошонки до вершины члена, заглатывая его, чтобы потом вновь освободить, показав на мгновенье тонкие ниточки жемчужных слюнок, связующих её уста с моей плотью. При этом, готов поклясться, её холодные, огромные и бездонные голубые глаза все время смотрели сквозь нависающие пряди в глаза Алексею. Она заводила его! Он отвечал ей таким же пристальным взглядом, всё более переходя от снисходительно-благодушного состояния в зверино алчущее коитуса существо.

О! это была минута необыкновенно страстной и многоговорящей тишины, нарушаемой только тихим и ритмичным благовестом Ириных серёжек.

И вот уже Алексей встал. Опоясанное на чреслах полотенце, едва задержавшись на значительно выступающем естественном препятствии, спало на пол.

ДА! Да, сделай это! Всё правильно! Только так! Мы все хотим этого! — пульсировало пространство нашего номера.

В этот момент кто-то страшно забарабанил в дверь и голос грузной реквизиторши Лидии Михайловны, живущей в одном с Ирой номере, холодным ушатом облил нас своей чужеродной злостью:

 — Ирина Витальевна, о других Вы забыли подумать? Я что, как девочка буду вас всю ночь караулить?. Вы в своих блядках совсем уже совесть потеряли? Завтра такой трудный день, а я эту *банную королеву ждать должна, пока она нагуляется!

Ира, замерев на секунду и освободившись от приятного занятия, не поскупилась на ответный пассаж. Лёша то же весьма крепко присовокупил. А я молчал, так как не хотел в преддверии приезда любимой женщины разоблачать свой адьюльт.

Удивительная атмосфера страсти и наслаждения была разрушена. Мы все это понимали. Ира быстро оделась, поцеловала нас почему-то в щеку и поспешно удалилась, полная досады на предстоящие разборки и неминуемые сплетни в жадной до событий скучающей труппе.

На утро мы решили с Лешей отметить вчерашнее событием шампанским.

Нам стало как-то легче общаться. Не смотря на то, что мы старались не упоминать произошедшее, общее состояние мужской солидарности и гордости за содеянное пьянило нас ничуть не меньше «Вдовы Клико». купленного за 50 евро и распитого на тощак в пластиковых стаканчиках в прикуску с маслинами на скамеечке в безлюдной аллее недалеко от гостиницы. Оставалось полтора часа до отхода автобуса и мы, как шальные, переполненные необъяснимой радостью, футболили смятую банку пепсиколы, отчаянно пихаясь, хохоча и без всякой причины истошно извергаясь в громогласное «ГО-О-ОЛ!».

Когда же мы встретились с Ирой в лобби гостиницы, её вид и собранность ясно говорили, что ничего между нами не было и быть не могло, и кроме всего прочего, она благожелательна с нами ровно в такой же степени, как и со всеми участниками гастролей.

Я то же меньше всего хотел проявлений фамильярности. Мне безумно нравилась и её холодность и недосказанность и не доведённость событий. Оставался спасительный воздух романтики и неутолённый голод продолжения.

Леша привычно обвил Ирину ничего не значащим и безобидным трёпом, оставляя меня наедине с мыслями о завтрашнем прилёте моей Кати.

Так, переключившись полностью на предстоящий визит, я был благодарен и Ире и Леше, что они, переключившись друг на друга,

избавили меня от необходимости эмоциональной раздвоенности.

Аэропорт Лиля поразил меня своей безлюдностью и малочисленностью встречающих.

Было ощущение чуть ли не автобусной остановки-так спокойно и естественно происходил выход пассажиров из таможенной зоны. Я безошибочно увидел Катю задолго до выхода. Её безукоризненная фигура, длинные ноги, большая красивая грудь и лицо кошечки-шатенки ... удивленно ищущей хоть какие-то ориентиры в безлюдном пространстве аэропорта вызвали во мне бурю самых радостных, теплых и неожиданно новых, обострённых чувств.

На ней была кожаная куртка-дань оставленной холодной московской погоде. Черные обтягивающие брюки, на шее ярко алый шейный платок. Небольшой чемоданчик на колесиках с выдвинутой телескопической ручкой — всё удивительно мило и просто. Внимательные, выразительные миндалинки зелёных глаз Катюши пытались найти хоть какой-то объяснительный текст с информацией на английском языке, что было тщетно из — за тотального французского патриотизма.

 — Катюхин, бонжур!! — не выдержал я

 — Димка!... какие розы! Это мне? — обрадовалась Катенька, устремляясь ко мне

Мы очень крепко обнялись и поцеловались, разрешая своим языкам радостно сплестись друг с другом. Почувствовав всем телом сладкую негу желания, я обхватил её ягодицу и с наслаждением стиснул.

. — я так соскучилась, а ты? — Катя была так прекрасна. Неужели женщинам даже очевидное нужно всё время комментировать? Наша невольная разлука явно пошла на пользу чувствам.

Болтая о всяких мелочах и новостях, мы сели в электричку до города. Безлюдный состав мягко тронулся, а я, воспользовавшись моментом, уже расстегивал блузку Кати. Черный чашечки ажурного бюстгальтера прибавили мне жару:

 — Димочка, прекрати, здесь же люди ходят. Я не могу так.

 — Дай соски!... Соски лизать... дай!. — это всё, что я мог сказать в ответ.

Высвободив грудь и спустив под них чашечки лифчика, я стал облизывать смуглые ареолы вокруг стремительно набухающих сосков Кати.

Вагон был почти пуст-где — то впереди сидела к нам спиной пожилая дама в смешной медузообразной шляпке.

Между тем, мой член неистово напирал всей своей удалью в плотную джинсу сдерживающей его ширинки. Он рвался к Прекрасному. Он хотел любви и ласки. И Катюша, подобно щедрому солнцу наградила его благодарно и умело. Она расстегнула молнию на моих джинсах, быстро и заботливо выпестовала покачивающийся ствол и, на секунду жадно обмерив его взглядом, взяла в ротик. Ещё миг и вот уже тепло и нега разливается от него во все стороны моего существа.

Так можно ехать хоть на край света!!

Поезд плавно покачивался, Катя всё более входила во вкус заводясь от необычности происходящего. Я прикрыл глаза.

 — Во бийе? — вырвал меня из грёз вопрос неожиданно возникшего кондуктора. И только улыбка этого молодого арабского француза, дала понять, что всё происходящее — абсолютно нормально и можно не прерываться, показывая билеты. Впрочем, на Катю это подействовало весьма шокирующее, и она, покраснев и быстро запахнувшись стала конфузливо смотреть в окно.

Кондуктор, проверив билеты и проговорив что-то ещё дружелюбно-подбадривающее, зашагал дальше.

Мы подъезжали к Лилю!

Нашу труппу разместили в небольшом пригороде, в гостинице при кемпинговом центре, куда мы и направились с Катей на трамвае. Номера, судя по всему были рассчитаны на семейных туристов или на скучающих дальнобойщиков-во всяком случае наличие двуспальной кровати в номере наводили именно на эти мысли.

Когда мы, наконец, прибыли на место, заморосил мелкий дождь. Почти никого не было ни внутри, ни снаружи отельчика. Из всех театральных людей, Катя знала только Лёшу, который, естественно, сейчас где-то гулял с Ирой, а остальные сидели в номерах или отсутствовали по своим туристическим надобностям.

Я показал Кате номер, где нам предстояло провести 5 дней и коротко рассказал о нашей предполагаемой культурной программе.

 — А как мы будем спать? Где? — спросила Катя оглядывая небольшой номер с единственной кроватью.

 — Ты знаешь, Лёша влюбился и почти не бывает дома, приходя домой глубокой ночью.

 — Влюбился? В кого? Расскажи мне всё.

Я впервые почувствовал себя не ловко, в двух словах рассказав о новенькой, после чего предложил Кате принять душ, а сам направился в ближайший магазинчик, что бы купить приятного продуктового дрязгу для нашего весьма позднего завтрака.

Вернувшись не так скоро, как хотелось, я застал Лёшу и Катю в приятной беседе.

Катя была укутана банным полотенцем как куколка бабочки, а на голове возвышался хитроумно скрученный тюрбан из полотенчика поменьше.

 — Дима, ты ушел, а дверь не закрыл, я думала, это ты ходишь по комнате — слегка смутившись встретила она меня.

Лёша же напоминал кота, отведавшего сметану.

 — Леша, как Ира?

 — Тебе привет.

Мы замечательно закусили. Лёша рассказал пару анекдотов, дождь на улице только усиливал теплоту и уют нашей компании. Послышался стук в дверь. На пороге стояла Ира. Я не преминул с воодушевлением познакомить девушек друг с другом.

Нам предстоял отъезд на площадку, собственно, Ира именно за этим и пришла, напомнив нам.

Лёша вышел с ней к приехавшему за нами автобусу.

 — Дим — неожиданно произнесла Катя. — чего-то Леша не очень похож на влюблённого.

 — ?!

 — Он так обрадовался встрече, так поцеловал меня... и потом... я никаких поводов не давала, я думал это ты ходишь.

 — И что?

 — Ну, он меня обнял и так поцеловал... я просто хочу, что бы ты знал и... ничего такого...

Катины признания неожиданно принесли некоторое облегчение. Значит, можно сказать, мы квиты за минутные слабости. Однако и Лёша хорош!

 — Забудь, молодой красивый мужчина жаждет самоутверждения. Поехали на спектакль.

 — Но я была не одета...

 — .Нам уже сигналят! Скорее.

Катя, удивительно обаятельная в своей скромности и в тоже время общительности быстро познакомилась со многими участниками нашего спектакля, а я не без удовольствия отмечал взгляды мужчин на её гибкую тонкую, талию, большую грудь и отменную фигуру бывшей танцовщицы.

Однако меня больше всего поразил взаимный интерес и явное приятие между Катей и Ирой.

Они были абсолютно противоположны по темпераменту и внешним чертам., однако это не мешало им быстро находить общую тему разговоров перед традиционным обращением режиссера к артистам.

 — ну что, ляльками махнёмся? — негромко пошутил подошедший Лёша, держа приклеивающийся ус.

 — Ты по — мойму уже перешёл к практике — улыбнулся я.

 — Виноват, дело молодое, уж ты-то меня понимаешь. — непринуждённо ответил он.

Его искренность обезоруживала.

Мелодично прозвенел звонок.

Когда мы вернулись в номер, сказывалось раннее утро сегодняшнего пробуждения и у прилетевшей Кати и у меня. К тому же спектакль прошёл тяжело. Облачившись в перламутровый гипюровый пеньюарчик, она быстро юркнула под одеяло и примостилась с краю кровати.

По середине лег я, предоставляя место слева от себя вокантным для смотрящего телевизор Алексея. Скоро, выключив свет, лег и он. Вот и телевизор сомкнул глаз от от властного приказа с пульта.

Я долго не мог заснуть. Невольно слушал ровное дыхание и Алексея и Кати, шуршание дождя за окном, накатывающийся и удаляющийся редкий шум проезжающих машин по близлежащей трассе, наблюдая сквозь опущенные веки бегущие полосы света от их фар.

Вот Катя во сне повернулась на бок, прижавшись к моему бедру своей тёплой и аппетитной попочкой. Абсолютно голой. Желанной. Всё более желанной.

Я понял, что хочу секса. Тихого, тайного. «Нет-думал я-пусть Леша поглубже заснет, ещё пол часика подожду.»

И я ожидал чего-то, думая то о Кате, то об Ире. Вспоминал ласки Иры, после чего мой член зашевелился, пробуждаясь. Ощутил полуобнажённое тело Кати, прижимающееся ко мне сейчас и — мой похотливый ствол стремительно набухал, щекоча головку приятным зудом. Я осторожно провел рукой по внутренней стороне Катиных бёдер. Спит. Надо же! У меня всё бушует, а она спит! На миг я даже улыбнулся своему эгоизму. Вдохнул запах волос и тела. Сказочно! Нет, я все-таки тебя получу, крошка.

Я знал Катю два года. Мы познакомились в театре, на какой-то интересной премьере оказавшись на соседних местах рядом... Зеленоглазая 25 летняя красотка покорила меня сразу.

Помню, как мы ещё долго гуляли по ночной Москве, поверяя друг другу свои взгляды на жизнь, искусство и любовь. Мне было под тридцать, однако у обоих за плечами первые, не очень удачные браки, а желание больше не обременять себя серьезными отношениями ни с кем, только усиливало взаимную симпатию.

Кроме того, мне безумно нравился её темперамент и страстность — она была безбашенна и ненасытна в сексе, словно компенсируя свою некоторую застенчивость в обыденной жизни.

Она обожала секс в неожиданных местах, с привкусом запрета и пограничности принятых норм, если такие, разумеется, существовали.

Между тем, я уже проводил рукой по боку лежащеё ко мне спиной подруги.

Гладкий пеньюарчик прохладно скользил под ладошкой, приятно сообщая о плавных изгибах к талии и далее. Главное — тихо!.

Я был уверен, что она уже не спит — её дыхание вторило моим движениям. Тогда краешками подушечек пальцев и отчасти ноготками провёл против пушка по ягодицам Кати, ещё и ещё. Полушария напряглись и сжались, я опустился сзади в расщелинку между ними, также еле касаясь волосков и опять наружу, тихо-тихо, едва дыша и касаясь самыми кончиками самого предтелия своей красотки.

Катя уже еле сдерживала стон. Повернулась на спину. Всё ещё, как бы во сне, взяла в пригоршню мои яички, слегка оттянула их и, обхватив член, стала подрачивать его одной рукой, после чего, смочив пальчики слюнкой, затеребила мои соски другой. Я лёг на неё и зашептал в самое ушко «Да, Да, делай так.!Мы быстро, пока он спит, только тихо!»

 — Я хочу тебя — был еле слышный ответ

Катя раздвинула ножки и я быстро ввёл член, предварительно разведя лепестки, стыдливо прикрывающие влажную норку.

 — Я ебу тебя, детка

 — Да, еби, еби. ещё.

Мы увеличивали темп, потом я решил вытаскивать член наружу, что бы моя головка то и дело проскальзывала внутрь, задевая клитор. Казалось, Катя обезумела от страсти, она поддавалась мне навстречу тазом, резко повернув голову, закусив край подушки.

Я хотел её, как никогда, однако чувствовалось, что есть ещё куда раздувать угли — и я принялся вылизовать её соски, сжимая грудь и не прекращая ебли.

 — — О-ОО! М... М... М... ! — вырвалось у неё.

Мы совсем забыли о конспирации.!

Я бросил взгляд на Лёшину половину кровати. Сквозь полумрак было отчётливо видно, что он лежал с закрытыми глазами, однако энергичное шевеление холмика под одеялом в районе пупка не оставляли сомнений в его посильном соучастии.

 — Бедненький! — в голос сказала распалённая Катя и прежде чем я что-ли бо успел сказать, просунула руку к нему под одеяло, быстро нащупав причину возвышенности.

Всё моментально изменилось, как по мановению волшебной палочки. Таиться и казаться приличными не имело смысла. Я властно поставил Катю на четыре точки поперёк кровати, сбросив теперь ненужное одеяло. Опершись рукой о низ спины я стал яростно наяривать, захлёстываясь звонкими раскачивающимися яйцами до лобка. Леша тоже скинул одеяло, подставив к самому лицу Кати стоящий член.

 — ДА-а-а! Ма-а-льчи-и-ки, д-а! — застонала Катя, ритмично растягивая гласные в унисон моим толчкам, после чего отодвинула Лешин аргумент щекой и буквально зарылась лицом в его мошонку..

Лёша стал энергично подрачивать самую головку пениса, а Катя лизала его яйца, беря то одно, то другое в рот. Она раскачивалась под моими ударами, а когда, наконец член Леши оказался у неё во рту, я увидел, как мой приятель жадно трогает и сжимает Катины груди, безуспешно пытаясь, в тоже время как-то достать их языком.

Наконец, он встал на колени на кровати напротив меня и Катюша забилась между нами принимая сзади и не выпуская член Лёши изо рта.

Мы оказались лицом к лицу с Алексеем, я старался не смотреть на него, зато явственно слышал и ощущал урчание, учащённое дыхание и похоть. На долю секунды мне даже показалась интересной мысль идти дальше — и вставить свой член в анал другу, или, наоборот попробовать на вкус его член. Безумие!

Тут Леша замычал и стал ритмично подвывать, не оставляя никаких сомнений в своей кульминации.

Чмоканье Кати указывало место Свершения.

Надо ли говорить, что сама мысль о том, что Катя сосет у другого мужчины при мне, глотает и подставляет своё тело под ласки Другого весьма меня возбудило. Я не готов был анализировать, это было глупо и невозможно, здесь и сейчас я просто наслаждался полным единением с Природой и Страстью.

 — Димочка, дай, я кончу. — проскулила Катя. Я знал, что это значило. Лежа на спине, я уже сжимал груди гарцующей на моём члене наездницы. Она настойчиво раскачивала тазом горизонтально и плавно. Буд — то выводя невидимые иероглифы. Наконец, всё убыстряясь она и